Ржавчина: хамство
Псковская Лента Новостей представляет вашему вниманию текстовую версию программы Дениса Кугая. Напомним, его авторский аудио-блог «Ржавчина» выходит по средам в эфире радио «Эхо Москвы в Пскове».
Вся театрально-концертная дирекция только-только завершила серьёзный и трудоёмкий блок работ на фестивале «Заповедник», можно выдохнуть, проанализировать, что было хорошо, а что не очень, и как можно сделать лучше в следующем году.
Но это дирекция. А в ней, в этой дирекции, как и везде, трудятся отдельные люди. И, пожалуй, каждый из них эти дни рассказывает фестивальные истории – о невозможных сроках, о предотвращённых «катастрофах», о произошедших с ними в ходе фестиваля курьёзах и прочая, прочая…
Могу коротко рассказать и я, но не совсем о фестивале. Но начну, всё же, с него. Всю прошлую неделю жил я, в числе других артистов нашего театра и некоторых столичных, на турбазе в Пушкинских Горах. Режиссёр Талгат Баталов ставил там променад-спектакль «Хранитель», в котором мне посчастливилось играть главную партию. Пришлось выучить километр текста за пять дней, развести десяток сцен, найти импровизационные точки. В общем, получить колоссальное удовольствие.
И всё это время, подспудно, нас, как мне представлялось, преследовала память Сергея Донатовича Довлатова, которому весь фестиваль, в сущности, и посвящён. У него есть один текст, где он обстоятельно рассказывает об уникальном русском явлении, с переносом которого на американскую действительность бился ещё Набоков в пору своего преподавания в университетах США. Речь о хамстве.
Среди прочего, Довлатов объясняет: «Хамство тем и отличается от грубости, наглости и нахальства, что оно непобедимо, что с ним невозможно бороться, что перед ним можно только отступить. И вот я долго думал над всем этим и, в отличие от Набокова, сформулировал, что такое хамство, а именно: хамство есть не что иное, как грубость, наглость, нахальство, вместе взятые, но при этом - умноженные на безнаказанность. Именно в безнаказанности все дело, в заведомом ощущении ненаказуемости, неподсудности деяний, в том чувстве полнейшей беспомощности, которое охватывает жертву. Именно безнаказанностью своей хамство и убивает вас наповал, вам нечего ему противопоставить, кроме собственного унижения...»
Если упрощать, то это почти животное состояние человека в главенствующем положении. Понимая, что собеседник ему подчиняется или же, так или иначе, от него зависим, русский нахал и грубиян легко превращается в хама.
Конечно, в Пушкинских Горах - этом трансцендентальном пространстве творческой ссылки - многое дышит прошлыми веками и сейчас. Если заказываешь там такси, тебя не спрашивают, где и когда тебе будет удобно сесть в машину – тебе говорят, где и когда ты должен в неё сесть. На твой вопрос о том, что это будет за машина, тебе недоумённо поясняют, что будет «такая, какая приедет». Или вот, например, реальный случай: в один день мы едва успевали поесть между репетициями и попросили держать наготове контейнеры, чтобы мы смогли взять обед с собой на площадку. Помощница режиссёра предупредила, что подтвердит это. Но так как эта услуга работникам столовой турбазы в диковинку, они решили заблаговременно разложить обед по ланч-боксам, не дожидаясь никаких подтверждений.
Как часто бывает в подобных ситуациях, вопреки обстоятельствам, артисты успели к обеду добраться до столовой. Работницы кухни были нами недовольны. Была середина недели, людей, остановившихся на турбазе, было совсем немного, и наша группа была в тот день самой многочисленной. Официанток, видимо, отпустили, и в столовой оставались только поварихи. Мы с актрисой нашего театра Катей Мироновой пришли в столовую первыми, объяснили, что все мы будем обедать там. Дальше, кухня разыграла для нас следующий этюд:
- И что мне теперь делать?! Я им всё уже по контейнерам рассовала! – говорила одна кухарка другой.
- А фигли тут делать – вывёртывай обратно по тарелкам! – поясняла ей вторая.
Мы сели за стол. Вместо официантки, наш обед нам вынуждена была подавать сама повариха. Наиболее ловко у неё выходило подавать компот, разлитый по низким стаканам. Она ставила на стол по шесть стаканов одним движением: она прижимала их стенкой к стенке большим, указательным и средним пальцами обеих рук. Судя по чёрной каёмке вокруг ногтей, работа с землёй – второе любимое занятие девушки. Чтобы стаканы не выскальзывали, пальцы ей приходилось засовывать глубоко в напиток.
В голове моей тогда мелькнула мысль о неизживности классического советского хамства. Но тогда мне вспомнилось два случая произошедших буквально за пару дней до того в Пскове. Об одном я прочёл в ленте местного новостного агентства, а другой случился непосредственно со мной. О первом рассказала женщина, которая увидела в кафе знаменитого актёра Сергея Безрукова и решила завязать с ним непринуждённую беседу о том, что видеть его пьющим кофе, а не водку, странно. Когда артист отказался реагировать, она отметила, что его характер, судя по всему, заслуженно называют «паршивым» и вернулась к своим важным делам.
То есть это не анекдот, которому кто-то стал свидетелем. Это рассказала сама эта женщина, уверенная, что она как раз всё сделала правильно. Я прочёл об этом, ужаснулся и, честно говоря, даже подумал, что это выдумка журналистов, чтобы как-то оживить новостную гладь.
Буквально через десять минут я стоял у главного входа в театр, и ко мне подошла скромно одетая вполне приличного вида женщина лет шестидесяти. Мы вежливо поздоровались и, без лишних прелюдий, она мне заявила:
- Вам бы очень пошла короткая стрижка.
- Спасибо, - говорю я, - но ведь есть и те, кто думает, что с длинными волосами мне хорошо.
- Нет, - мягко, но уверенно настаивает она. – Так на вас неприятно смотреть.
Я опешил:
- Вы отдаёте себе отчёт, что вы немотивированно говорите незнакомому человеку на улице, что он вам неприятен? – спрашиваю я, тщательно подбирая слова.
- Я понимаю, что вам обидно, – продолжает она. – Но на вас же весь город смотрит…
В этом диалоге прекрасно всё, как мне кажется. Но более всего мне интересна в нём, и в той анекдотической ситуацией с Безруковым, одна деталь. Обе эти женщины понимали свою безнаказанность, так как, по меньшей мере, с их точки зрения, говорили они с позиции подавляющего большинства. Это звонкое и безапелляционное «Крым наш!» обескураженной Украине. Я вполне допускаю, что Безруков только и делает, что пьёт водку, а мне действительно много лучше с короткой стрижкой, но этот новый формат взаимодействия взрослых людей в обществе кажется мне не вполне допустимым.
Хамство – это тоже ржавчина. Та, в себе с которой лучше всего бороться, а не запускать.
Не ржавей. Это был Денис Кугай. До скорого.
Источник: ПЛН-FM